Про это самое

Митя вернулся домой после долгих — будто чужих — восьми лет учёбы. Старая дорога к Озёрному заросла травой, но ожидания сельчан были крепки и прямы, как прежде: от Мити ждали подвига. Здесь за каждого студента платят всем миром, собирают гроши на билет в новую жизнь, и хотят взамен своего врача — хотя бы с пинцетом, хотя бы со стоматологическим зеркалом.
Но все обрушилось в несколько секунд. Митя не стал хирургом — руки не были заляпаны кровью чужих судеб. Не открыл кабинет стоматолога, не вернул деревне белозубого спасителя от кариеса. Он выбрал сексологию. Только успел выговорить это слово — сжал губы, пытаясь не выдать ни растерянности, ни страха.
Отец будто не поверил услышанному. Соседи отворачивались на улице, не здоровались, нашептывали у калиток. На Митю смотрели как на что-то опасное и странное, словно рядом жил человек, которого нельзя объяснить ни по-нашему, ни человечески.
Работы — ноль, клиентов — меньше. Народ Озёрного к подобным темам отродясь не прикосался бы ни взглядом, ни речью. Слова вроде «отношения», «границы», совсем не находили себе места в здешней лексике. Но Митя не бежит из деревни. В глазах у него жила упрямая, светлая надежда: даже если за всю жизнь к нему зайдут двое — для этого стоило возвращаться. Есть привычки и раны, которым в Озёрном пора увидеть свет.